- Расскажи немного о нашем переезде в Минск. Как это было? Как мы в
Ждановичах жили?
   - У нас там, конечно, сложный был переезд. Дом, куда мы переезжали,
был старый.  Этот дом не был особенно  разрушен  во  время  войны.  Но
летом,  когда мы приехали в Минск, квартира еще не освободилась. Может
быть еще не уехал оттуда тот,  кто до нас там жил.  Поэтому мы и  жили
летом в Ждановичах.
   - А папа работал в это время?
   - Да.  Папа еще заканчивал тогда работу в Ленинграде,  в институте.
Он нас привез в Минск, а потом вернулся на какое-то время в Ленинград.
Ехала  еще  с нами домработница со своим сыном.  Мальчик был постарше,
чем Боря.  Они с нами на даче все время и прожили.  А потом  вернулась
обратно в Ленинград.
   Когда мы приехали в Минск, то нас должны были встречать на машине и
сразу  же увезти в Ждановичи.  Приехали мы,  а нас никто не встречает.
Тогда мы пошли в гостиницу. Или мы все-таки на чем-то туда доехали. Мы
же  с  вещами  были.  Может  быть  такси взяли.  В общем мы приехали к
гостинице.  Там был забронирован номер для папы.  Папа стал звонить  и
выяснять   насчет  машины.  Оказалось,  что  перепутали  время  нашего
прибытия или номер поезда. Папе был забронирован номер комфортабельный
на одного,  а нас народу-то было сколько. Ну и они заменили этот номер
на большой и двухкомнатный.  Но фактически для спанья было только  два
места.  Это было вечером.  А потом,  уже утром, приехала машина. Возил
нас шофер, который и у нас на фотографиях есть.
   Между прочим,  ты  даже  как-то  ездил с ним к нему домой.  Это уже
позже было. А я помню, что ты поехал туда и там переночевал, и приехал
домой.  И  я  слышу,  что  ты шепчешься с Борисом.  Я спрашиваю:  "Что
такое?" Ну и вы мне рассказали,  что ты приехал оттуда и сказал  Боре,
что  мужчины  все  спят  в трусах,  а не в ночных рубашках,  как я вас
одевала.  Не пижамы даже,  а просто длинные рубашки.  Я вам  незадолго
перед этим новые фланелевые сшила.  Я потом папе об этом рассказала. И
мы разрешили вам спать в трусах.  А позже  я  из  рубашек  тех  нашила
костюмчиков Витьке. А тот водитель потом нас и на Нарочь возил.
   Так вот,  в гостинице мы переночевали, а утром уже машина приехала,
и  мы  поехали в Ждановичи.  Там уже была для нас освобождена комната.
Даже две комнаты.
   - А  расскажи  еще  про  то,  как Ольга появилась на свет.  Ты же в
Ждановичах была тогда?
   - Да.  В Ждановичах.  Рита туда к нам приехала.  И папа уже вот-вот
должен был приехать.
   - А там была дача, или дом жилой?
   - Просто дом жилой. Снимали его у хозяев. Но дом был большой. Кухня
была  на  улице.  И чайник был со свистком.  Так что можно было сидеть
дома, и слышать, что засвистел чайник. Там была печка. И электричество
было.  Может  быть  дома и была электрическая плитка,  но готовили мы,
по-моему, на огне.
   - А участок там большой был? Это же деревня была?
   - Да.  Деревня, но мы жили довольно близко от вокзала, и поезда там
когда  проезжали,  то  было  слышно.  У Борьки был тогда такой период,
когда он сам задавал вопросы и сам на них отвечал.  Вот поезд проехал,
он   и   говорит:   "Вот   международный   вагон   почему   называется
международным?  - Потому что в нем мало народу,  а в соседних  вагонах
много народу!"
   Там большой дом был.  Несколько комнат.  Помню, что мы там свободно
жили.  Нас-то было там много народу. Рита с нами жила, и тетя Зоя туда
приезжала.  Особого сада там не было,  но огород был.  Это  не  совсем
деревня  была,  скорее  поселок.  Мы там гуляли.  Соня никак не хотела
ходить.  Если куда-нибудь пошли подальше,  то она быстро устанет и  не
хочет идти.  А нести,  конечно,  ее тяжело. И мне, и вам тоже. В конце
концов  сделали  ей  коляску.  Просто  из  досок.  Этот  мальчик,  сын
домработницы,  постарше был.  Вот он и смастерили.  Но коляска Соне не
понравилась,  так что она стала ходить сама и не просилась  больше  на
руки.
   - А лес там был?
   - Да.  Но  плохо  было  то,  что  хороший  лес был по ту сторону от
железной дороги. Так что вы большей частью оставались на этой стороне.
Особенно далеко ходить я тогда и не могла.
   - А Рита приехала еще до того, как ты родила Ольгу?
   - Да.  Мы  же  с  ней  тогда  на поезде поехали в Минск.  Рита меня
уговорила,  что надо ехать пораньше.  На поезде ведь надо было  ехать.
Это  было  уже  вечером,  и поэтому Рите пришлось потом пешком идти до
Ждановичей.  В Минске тогда еще не было знакомых,  где можно  бы  было
остановиться.  То  есть  она  доехала  насколько можно было доехать на
городском транспорте. А потом ночью шла пешком.
   - А потом ты с Ольгой вернулась в Ждановичи?
   - Да.  Папа тогда уже приехал в Минск.  И мы  еще  немного  жили  в
Ждановичах.  А потом уже окончательно переехали в Минск.  Вот тетя Зоя
приезжала к нам еще в Ждановичи,  а Галя - уже в минскую квартиру. Она
в Ждановичах и не была. Тетя Зоя уехала раньше, чем Галя приехала.
   - Так что в Минск мы переехали в 1951 году.  А кто  там  с  нами  в
квартире жил?
   - Сначала Махначи с нами жили.  Толик,  их сын,  Ольгиного возраста
был.  Квартиру ты тоже хорошо должен помнить. Там коридор был большой,
ваша комната - самая большая.  У нас еще две  маленькие  комнаты  были
совсем отдельно. Сначала там кабинет папин был. А потом уже из дальней
комнаты спальню сделали.  А до этого мы с девочками  в  одной  комнате
жили,  пока они были маленькие. Еще там была темная комната, в которую
ты как-то попал.  Там дверь у стены стояла,  а дверь  в  эту  комнатку
открывалась  вовнутрь.  И  когда ты туда забрался,  то дверь упала,  и
входную дверь уже невозможно было открыть.  И  тогда  пришлось  ломать
дверь, чтобы вызволить тебя оттуда.
   - Это я уже помню. Орал, наверное, с перепуга?
   - Испугался,  конечно. Уговаривали тебя, чтобы не плакал. И в двери
сделали дыру,  чтобы ты мог вылезти оттуда. В той комнате потом туалет
сделали.  Она  и  предназначалась  для  туалета,  но  там  еще не было
проводка вся сделана до конца.  Вода там  была.  В  той  комнате  папа
печатал фотографии.  Те,  кто жил под нами, тоже были заинтересованы в
том, чтобы провести всю сантехнику.
   - Там  еще  ванная  была  большая  и  туалет рядом - на другом краю
квартиры. И там же были две комнаты, в которях соседи жили. Махначи. А
кто после Махначей там жил? Я их совсем не помню.
   - Там жил  с  женой  и  дочкой  человек,  который  ремонтом  лифтов
занимался,. Но мы с ними не общались особенно. Они молодые были.
   - А из коридора окно выходило во внутренний дворик - такой колодец.
Там еще была маленькая кладовка,  окна которой туда же выходили, как я
помню.
   - Да. Балконы еще там были с черной лестницы, которая вела во двор.
А в комнатах балконов как таковых не было.  Но двери  туда  вели.  Они
были совсем маленькие, эти балкончики. Туда даже выйти нельзя было.
   - А в некоторых комнатах были просто решетки для цветов за окнами.
   - Да.  Цветов у нас много было. Финиковая пальма была, фикус, дикий
виноград очень большой,  пальма в большой кадке и  китайская  роза.  И
много  других  цветов.  Когда  мы  обустраивались,  то  у  нас плотник
работал,  и  папа   попросил   его   сделать   полочки   для   цветов.
Подоконников-то  там  не  было,  потому  что  это были двери,  которые
открывались на эти, как ты называешь, балконы, куда только одной ногой
можно было ступить.  Папа и сделал полочки для цветов.  А потом, когда
вас стало много, и вы стали подрастать, то в кухне к столу ставили эту
полочку,  и  все  считали,  что  это  специально  для  детей  сделано.
Подрастают,  и переходят с одной ступеньки  на  другую.  А  мы  просто
приспособили  одну  полочку,  чтобы сидеть за столом в кухне.  Там две
ступеньки было - повыше и пониже.  Постарше дети - на нижней садились,
а помладше - на верхней. На кухне там был стол, который этот же столяр
нам сделал.
   - А еще у нас там были круглые раздвижные столы.
   - Это еще из Ленинграда были столы. Один из них у нас на квартире в
блокаду  оставался у моих родителей.  Это я уже рассказывала тебе.  Мы
потом этот стол с Сашкой  везли  с  Садовой  на  Васильевский  остров.
Зимой,  наверное,  на  саночках.  Этот  стол у нас в Минске в столовой
стоял.  А еще один стол,  который поменьше,  стоял в кабинете.  На нем
обычно  пишущая  машинка  стояла.  Я  ж  папе  помогала  и печатала на
машинке.
  Новосибирск, март-апрель 2000 г.