|
КАРАНДАШ, ПЕРО, ТЕТРАДЬ,
КРАСКИ, КИСТОЧКА, БУМАГА
Когда у меня возникает потребность написать еще про одну сторону
моей жизни, и я начинаю обдумывать очередную тему, то мне хочется
добраться до самых истоков. Откуда это пришло, где зародилось и какие
метаморфозы претерпело. И я пытаюсь заглянуть в свое детство,
вспомнить школу, университет в тонком срезе моего отношения к
предмету. И одно начинает цепляться за другое, все каким-то
непостижимым образом связывается воедино. Хотел рассказать про одно,
но без другого - не получается. И тогда начинаешь вытягивать из этого
клубка ниточку за ниточкой, пытаясь не запутаться в узелках и
переплетениях. А если я при этом еще пытаюсь сохранить хронологию, то
трудно заранее представить себе, что же на этот раз получится.
Сначала я хотел просто рассказать про свою работу в газете. Может
быть так и надо было поступить, не забираясь в дебри прошлого и не
пытаясь соединить воедино несоединимое. Но как обычно захотелось
большего, а стремление объять необъятное незримо присутствует всегда.
Так что вперед, то есть назад, - к истокам. Как-нибудь и до работы в
газете, а вернее в газетах, поскольку было их несколько, доберусь.
1
Мои первые пробы пера и кисти, скорее всего, относятся к
незапамятным временам. У меня сохранилось письмо от моего отца,
адресованное именно мне, где он рассказывал про жизнь в экспедиции, и
было немного его рисунков. Отец был замечательным рисовальщиком.
Правда, он никогда не мог уделить этому занятию достаточно времени. Но
умение рисовать, хорошо поставленная рука, помогала ему в научной
работе. Он мастерски рисовал окаменелые ракушки, изучением которых
занимался. А у мамы сохранилась его акварель, сделанная еще до войны.
Так что умение и желание рисовать всегда поощрялось в нашей большой
семье. Хорошо рисовал мой младший брат. А у сестры отлично получались
рисунки растений, когда она училась на биофаке в университете.
У меня тоже с самого детства была тяга к рисованию, и даже что-то
получалось. Хотя я был довольно невысокого мнения о своих успехах,
почему-то считалось, что я хорошо рисую, и поэтому я постоянно попадал
в редколлегии стенных газет в качестве художника-оформителя. Одно
время, еще когда мы жили в Минске, я ходил в Дом пионеров в кружок
изобразительного искусства. Там нас учили и графике, и работе с
акварелью. Воспоминания о тех занятиях у меня сохранились, но очень
смутные - на уровне ощущений. Помню куски ватмана с неровно
оборванными краями, приколотые кнопками к мольбертам, сладковатый
запах художественной мастерской, мое желание научиться переносить на
бумагу свои впечатления. Мои работы того времени я совершенно не
помню, да и было их немного. Но помню, как рисовали другие. Помню
технику работы акварелью, которую мне так и не удалось постичь. У
одного из ребят постарше в нашей мастерской очень здорово получались
акварели с водой и лодками. Я как завороженный смотрел, как под
легкими движениями его кисточки появляется прозрачный набросок будущей
композиции, как потом точно и легко ложатся на бумагу краски, и пейзаж
начинает оживать. Так на фотобумаге постепенно появляется изображение
под действием проявителя.
Может быть мне тогда не хватало терпения и усидчивости. Хотелось,
чтобы все получалось с первого раза, легко и красиво, как у других. Но
не получалось, и я бросал это занятие, и хватался за что-нибудь
другое. И все-таки что-то внутри меня отложилось, и потом я временами
возвращался к рисованию, а люди, умеющие рисовать, всегда привлекали
меня, мне было с ними интересно.
В какое-то время у меня появилось непреодолимое желание заняться
живописью. Наверное, я долго донимал родителей по этому поводу, так
что мне в конце концов был подарен этюдник с набором масляных красок,
кисточки и даже небольшой рулончик грунтованного холста. По простоте
душевной мне тогда казалось, что как только у меня появится этот набор
предметов, необходимых для писания картин, как все остальное получится
само собой. Ну что может быть сложного? Натянуть холст на подрамник,
выдавить краски из тюбиков на палитру, налить в чашечку немного
льняного масла. А дальше все совсем просто - смешиваешь краски и
кладешь их на холст.
Мой порыв к творчеству был очень велик. Я был весь в предвкушении
своего успеха. Я установил большой глиняный горшок на табурет, уселся
невдалеке от него с этюдником, поставил перед собой холст и принялся
за работу. Довольно скоро я понял, что все не так просто. Краски не
поддавались мне. Выходило совсем не то, чего мне хотелось. Если я еще
кое-как справлялся с формой, то объем давался мне с большим трудом. Я
отложил работу до следующего раза. Так я принимался за этот кувшин
несколько раз, и во мне возрастала неуверенность в себе. И главное,
что я никак не мог уяснить причину. Почему у меня не получается, если
все, что для этого необходимо, у меня есть? Окончательно добило меня
насмешливое отношение ко мне старшего брата. Не могу припомнить в
деталях как получилось, но он как-то мазанул по моему незаконченному
холсту, и, как я посчитал, безнадежно испортил мой труд. Я жестоко на
него за это обиделся, и после этого забросил краски и этюдник на
долгое время. Может быть были еще какие-то пробы писать масляными
красками до этого случая - скорее всего были, но мне запомнился именно
этот последний, надолго отлучивший меня от живописи.
2
В школе мне одинаково хорошо давалось и рисование и черчение. Может
быть поэтому я и был постоянным участником стенных газет. Но, на мой
нынешний взгляд, я особенно не блистал. И шрифты у меня не очень-то
ладно получались, и рисунки были корявые. Скорее всего за мной
закрепилось мнение, что я умею рисовать, и никуда мне от этого было не
деться. Когда мы переехали в Новосибирск, то и здесь, уже в старших
классах, я занимался стенной печатью. Литературных способностей я
тогда не обнаруживал, а потому занимался оформительской работой:
склеивал листы ватмана, рисовал надписи, располагал материал. А
рисованием занимался совсем немного, скорее подражая кому-нибудь, чем
занимаясь самовыражением. У меня тогда был приятель, который писал
маслом в довольно самобытной манере и вообще был художественно одарен.
Мы с ним дружили еще долгое время после школы, и каждую весну
собирались сходить на этюды. Да так и не собрались. Наши пути
постепенно разошлись, и мы потеряли контакт друг с другом. Но в то
время, когда мы были близки, я многому у него научился. Не в смысле
техники рисования, а в смысле взгляда на мир, на людей, отношения к
миру и к людям.
В университете меня угораздило на первом же курсе попасть в комитет
комсомола всего факультета. Была одна "добрая" душа, которая меня
порекомендовала. А поскольку основной мой опыт комсомольской работы
лежал в области настенной печати и агитации, то я и попал в
редколлегию газеты математиков с незатейливым названием "Кохлеоида".
Там были ребята курсом постарше, которые умели рисовать поболее моего.
Я был на подхвате и исполнял несложную техническую работу, которой
всегда было предостаточно. Это была в основном рутинная работа, но
благодаря моему участию в ней, я узнал много новых людей, и жил более
менее полноценной общественной жизнью, хотя и был "домашним"
студентом, и в общежитие бывал в гостях лишь набегами.
Из того времени мне запомнилась радость совместного творчества,
когда нечто единое и цельное рождается у тебя на глазах из совершенно,
казалось бы, несвязанных частей. Да к тому же это было просто очень
веселое занятие. В редколлегии газеты нас было трое
художников-оформителей - кроме меня еще одна девушка и парень, оба
курсом старше меня. Парень рисовал довольно хорошо. Мне нравились его
легкие работы, наполненные воздухом и запахом трав. Как-то, уж не знаю
какая было подоплека, он предложил махнуться этюдниками на время. Мой
был более удобным, а я им совсем не пользовался. Обменялись-то мы на
время, а получилось, что навсегда. Наши пути разошлись, и поменяться
обратно уже не было никакой возможности. Я, конечно, потом жалел об
этом - все-таки родительский подарок и память о детстве.
Заметок в газету я тогда не писал. Занимался чисто оформительской
работой, да иногда принимал участие в выдумывании подписей или
заголовков. Это было коллективное творчество по типу "мозгового
штурма", когда каждый вправе высказать все, что приходит ему в голову,
а уже потом отбирается лучшее. Иногда удавалось выдавать такие перлы,
что все просто катались со смеху. Да и вообще коллектив у нас был
дружный и веселый.
На старших курсах я женился, родилась дочка, и я как-то само собой
отошел от печатных дел.
Подводя некоторый итог моей работы в стенной печати, могу сказать,
что она дала мне довольно много. Главное - это умение работать в
коллективе над совместным проектом, зачастую в стрессовых условиях и
при жестких ограничениях по времени. Это мне очень пригодилось в
последующей работе, да и в жизни вообще. Умение прислушиваться к
мнению других и отстаивать свое мнение, умение довести до конца
начатое дело.
3
С литературой у меня отношения были посложнее. Писал я вполне
грамотно, довольно много читал. Хотя и медленно, но вдумчиво. Читать я
научился только в школе. В нашей семье, где было много детей, много
читали вслух, и, возможно из-за этого, у меня не было особого стимула
научиться читать пораньше. Куда приятнее было послушать, как читает
мама младшим братьям и сестрам какую-нибудь толстую книгу вроде "Детей
капитана Гранта" или "Пятнадцатилетнего капитана". Когда самые младшие
немного подросли, а мы уже учились в средних классах, у нас дома,
обычно по субботам или воскресеньям, устраивали семейные литературные
вечера. Садились вокруг овального стола и по очереди читали. Программа
этих вечеров составлялась заранее, а изготавливать ее поручалось
кому-нибудь из старших детей. И мы старались нарисовать ее покрасивее,
чтобы потом повесить на дверь в большой комнате на всеобщее обозрение.
На этих вечерах читались и крупные произведения (с продолжением) и
небольшие рассказы или стихи. Читали, как правило, классические
произведения Н.В.Гоголя, А.С.Пушкина, М.Ю.Лермонтова и других. Однажды
отец прочитал нам "Перчатку" Шиллера в подлиннике, а потом в переводе.
Отец занимался преподавательской работой, у него был хорошо
поставленный, очень приятного тембра голос. Да и чтец он был отменный.
Мама тоже читала прекрасно. Родители старались, чтобы мы все принимали
участие в чтении. Мы читали и то, что проходили в школе, и просто
интересные книги по совету родителей. Мы тогда жили в Минске, и
изучали в школе белорусский язык и литературу. Были знакомы с
классиками белорусской литературы - Иваном Купалой, Якубом Колосом,
Максимом Танком и другими. Иногда читали на наших литературных вечерах
и на белорусском языке.
Конечно, не всегда было желание проводить вечер за слушанием не
очень интересных книг, да и свои дела были. Кто-то и отлынивал, и
пропускал. Но все-таки это были очень полезные и приятные вечера.
Потом они, правда, стали проводиться все реже. И в конце концов вообще
прекратились. Но у меня с той поры осталось умение и желание читать
вслух. Позже я перечитал вслух много книжек и журнальных публикаций. И
многие произведения я безошибочно определял на слух - можно ли их
читать, или их надо читать про себя одними глазами. А потом, еще
позже, когда я стал пытаться что-то писать сам, то всегда прочитывал
про себя и старался писать так, чтобы это хорошо воспринималось на
слух.
Но вернусь обратно в школьные годы. С изложениями я тогда
справлялся, но сочинения давались мне с трудом. Старший брат учился
лучше, и с литературой у него было все в порядке. Я старался тянуться
за ним, но этот предмет доставлял мне много хлопот. Как-то в самом
начале учебного года я попросил его написать за меня сочинение на
вольную тему с названием "Утро родного города". Он махом написал для
меня ту требующуюся пару страничек. Мне осталось только переписать его
в тетрадку. Помнится, я получил за это сочинение пятерку, да еще и
похвалили меня. В старших классах средней школы, когда мы уже
переехали в Новосибирск, у нас была очень хорошая учительница по
литературе. Она не просто "прорабатывала" с нами литературные
произведения, положенные по программе, но и учила нас мыслить
самостоятельно, давала много дополнительной литературы, будила наше
воображение. В это время я очень продвинулся по литературе, написание
сочинений уже не приводило меня в уныние и состояние тоски, а
временами и доставляло удовольствие. Одно сочинение я даже исхитрился
написать стихами. Меня похвалили за изобретательность. Думаю, что
литературных достоинств в этом труде было очень мало. Как-то мы
участвовали, чуть ли не всем классом, в литературной олимпиаде (были у
нас и такие), и моя работа была отмечена среди других. Значит, уже в
то время мне удавалось связно изложить свои мысли, передать свои
ощущения и настроение.
Я тогда даже начал понемногу писать стихи. Но давались они мне
нелегко, и ничего сколько-нибудь значительного в то время так и не
родилось. Но это были первые пробы, и они оставили во мне свой след.
Пытался я и рассказы писать, но они были совершенно беспомощны и
нелепы. Я бросал их на полпути и никогда никому не показывал.
4
Был еще довольно значительный период в моей жизни, когда я посещал
литературное объединение. Меня туда затащил приятель, с которым мы
учились в одной школе в параллельных классах, а потом оказалось, что
мы живем в соседних домах, и у нас неожиданно обнаружились общие
интересы. Я к тому времени отработал уже лет семь после окончания
университета, дочка подросла и пошла в школу, появились какие-то
просветы и чуток свободного времени. И появилась потребность в новых
людях, в новом круге общения, новых интересах. Я получил все это в
виде литературного объединения, которое фактически было просто
литературным кружком с довольно случайным и пестрым составом
творческих личностей. Там было много говорильни, читки и разборки
литературных "шедевров". Руководителем был мужчина постарше нас с
каким-то непонятным образование, апломбом и насмешливым тоном. Язык у
него был подвешен неплохо, и слушать его, особенно поначалу, было
интересно. Но больше мы общались друг с другом, организовывались
публикации подборок стихов. Мы творили, делились своими удачами,
переживали неудачи, прислушивались к оценкам и мнениям. И отношения
были вначале самые доброжелательные.
Почему-то это не могло продолжаться долго. Постепенно наступало
насыщение и пресыщение общением, что-то начинало разрушиться изнутри,
а сваи, на которых держалось это сооружение оказались не такими уж и
прочными, они начали шататься и крениться. Люди, поведение которых еще
недавно казалось безупречным, а мелкие их огрехи и проступки либо не
принимались во внимание, либо снисходительно прощались, оказались
чудовищно несправедливы и неправы в вещах принципиальных. С ними было
просто невозможно находиться рядом. И в какой-то момент все это
сооружение благополучно рухнуло, а находившиеся в нем кинулись
врассыпную, и расстались на долгие годы. Что-то потом, как я слышал,
возродилось на новой основе, но мне это было уже неинтересно. Все
перегорело во мне, и я совсем не хотел возвращаться на пепелище. Но
какой-то положительных заряд, импульс к творчеству, полученный тогда,
сохранился во мне, продолжал свою внутреннюю работу, и наконец вылился
в очередной прилив творческих сил и желание выразить себя.
Где-то в этот же период моей жизни я опять увлекся рисованием и
фотографией. Я рисовал с удовольствием. Пробовал различные стили и
манеры, работал и в графике и с акварелью. Рисовал миниатюры - мне
нравилось перерисовывать парусники и церквушки, интересовался
деревянным зодчеством.
В то время я бывал в музеях и на выставках, ездил в командировки в
Москву довольно часто. А моя хорошая московская приятельница была
замужем за художником-кукольником, который к тому же рисовал
замечательные иллюстрации к детским книжкам. Она даже как-то привела
меня к нему в мастерскую и познакомила нас. Это были незабываемые
встречи. В Москве, в каждый мой приезд, мы обязательно ходили на
выставки, в музеи, гуляли по узким улочкам старой Москвы, ходили на
концерты, в театры. Это было здорово! У нас дома до сих пор
сохранилось несколько десятков книжек-малышек для детей, которые
присылала из Москвы моя приятельница для дочки. Где-то в то же время
мы с дочкой организовали издательство "Книжка-малышка". Делали
маленькие книжечки, рисовали закладки для книг. У меня была идея-фикс
- чтобы всегда под руками были самодельные закладки, и книги не
закладывали обрывками газет и кусками перфокарт. При всем нашем
трудолюбии и усердии достичь этого так и не удалось. Но мне бывает
очень приятно, когда я беру с полки книгу, а в ней вдруг обнаруживаю
закладку, которой эдак лет 20-25. Множество закладок было в свое время
раздарено друзьям и знакомым, но какое-то их количество сохранилось у
меня на память о том давнем увлечении.
В отпуск я старался хотя бы на пару недель вырваться в Ленинград.
Побродить по городу, посетить многочисленную родню, пообщаться,
подышать питерским воздухом, порисовать старинную мебель, изразцовые
печи, городские пейзажи. Побывать в пригородах, побродить по
удивительным паркам. В один из таких приездов я купил себе маленький
этюдник в художественном салоне на Невском проспекте.
Все-таки, что там не говори, а Питер - это моя родина, и, может
быть именно поэтому, мне там дышалось особенно легко, а душа
наполнялась тишиной и покоем. В Питер мы ездили, еще когда учились в
школе в Минске. Однажды мы ездили туда с моим старшим братом и его
приятельницами-художницами. Помню, как мы ехали в поезде, и они
рисовали с натуры портреты наших попутчиков. Я с большим интересом
наблюдал за ними. Мне нравился сам процесс рисования, когда из,
казалось бы, хаотических движений карандаша по бумаге, рождается
рисунок, образ, который наполняется чувством и мыслью. А потом мы
бродили по городу, и девушки рисовали эскизы, делали зарисовки прямо
на улице. Движения их при рисовании были точны и пластичны, а в
уголках их губ таились смешинки. Я часто потом вспоминал ту поездку, и
мне самому хотелось как-нибудь порисовать в Питере. Осуществилось это
много лет спустя. А с одной из тех девушек я встречался потом в Москве
во время своих рабочих командировок. Был в общежитии ВГИКа, где она
училась тогда. И даже что-то рисовал сам у них в мастерской, где пахло
красками и холстами. А потом сел за старенькую пишущую машинку и
наколотил на одном дыхании нечто вроде экспромта на свободную тему. По
форме это было стихотворное письмо, которое заканчивалось словами:
И, наконец, знакомый стук -
Тарелка бьется, опрокинут стул...
В дверях опять не он, а старый почтальон,
Который вам принес мое письмо.
В тот же приезд в Москву я даже попал на ВГИКовскую студенческую
вечеринку по поводу какого-то дня рождения. Было очень весело. Это
была совершенно незнакомая и новая для меня студенческая среда.
Объединение творческих и самобытных личностей. От тех встреч у меня
остались очень приятные и яркие впечатления.
5
Печатать на пишущей машинке я учился еще в школе. Пишущая машинка
была у нас дома. Это была немецкая машинка с мелким шрифтом, без
круглых скобок. В то время в журнале "Наука и жизнь" печатали уроки
машинописи, и мне захотелось попробывать научиться печатать
десятипальцевым слепым методом. Необходимости в этом не было - был
просто интерес. Я прошел какое-то количество уроков, а потом забросил
это дело, так как без постоянной практики поддерживать этот навык
бессмысленно. К занятиям машинописью я вернулся еще раз, когда учился
в университете. И это мне очень пригодилось, когда я писал диплом.
Печатал я его сам, благо, что размера он был весьма скромного.
После диплома, а я уже был тогда женат, и у нас была маленькая
дочка, был большой перерыв в печатании. Когда я попал в литературное
объединение, то там печатал свои стихи у приятеля на какой-то
совершенной развалюхе, чуть ли не системы "Ундервуд". В те времена
пишущие машинки были еще большой редкостью. Опасались самиздатовской
литературы, да и отношение к печатному слову было тогда совсем другое.
Пишущие машинки подлежали обязательной регистрации. Но те времена
прошли, и пишущие машинки появились в магазинах канцтоваров в
свободной продаже. Тогда-то я и купил себе пишущую машинку "Москва".
Круглых скобок у нее не было, но я сделал их себе сам, пожертвовав
заглавной и строчной буквами "Ё". Эта машинка хорошо мне послужила: я
печатал на ней стихи, рассказы, пьесы, дневники, кулинарные рецепты. Я
еще немного подучился, и печатал довольно споро всеми десятью
пальцами.
В те же времена на компьютерах появились консоли в виде
электрических пишущих машинок типа "Консул". А еще через некоторое
время появились миникомпьютеры с клавиатурным входом. В свое время
моим навыкам печати на пишущей машинке сильно повредила раскладка
клавиатуры QWERTY, это когда русские буквы, совпадающие по написанию с
латинскими, располагаются на тех же клавишах. Когда появились
персональные компьютеры можно было выбирать раскладку клавиатуры по
своему желанию, и многие так и продолжали по привычке работать в
QWERTY. Я тоже какое-то время использовал эту раскладку, но довольно
быстро сообразил, что она в дальнейшем должна отмереть, и рано или
поздно придется переучиваться на ЙЦУКЕН. Я снова сел за учебу. Достал
книжку-самоучитель, написал небольшую программу, которая
контролировала правильность ввода и фиксировала время, затраченное на
упражнения. Пройти весь учебник до конца у меня, как всегда, не
хватило упорства и времени. Кроме всего прочего, я понял, что основное
- это набор букв, а цифры и знаки препинания - дело второстепенное. К
тому же в дальнейшем оказалось, что в различных операционных системах
и текстовых редакторах расположение клавиш со знаками пунктуации
немного отличается друг от друга. И приходилось оперативно
перестраиваться. Но основная раскладка оставалась та же самая. В то
время я занимался в основном программированием, и русская клавиатура
нужна была мне в основном для написания статей и отчетов. А их было не
так уж много, и выходили они нерегулярно. Нужна была тренировка. Тут-
то она и подвернулась - моя первая газета, где я поначалу был простым
наборщиком текстов. Даже и не текстов, а частных рекламных объявлений.
6
Газета называлась "Центральный рынок". Почему выбрали именно такое
название - я уже не помню. Сокращенно газета называлась ЦР, и это было
вполне запоминаемо и привлекало внимание. В газету меня пригласили по
рекомендации приятеля, с которым мы когда-то вместе работали
программистами на одном предприятии. К моему приходу в газету вышло в
свет чуть больше десятка номеров. Содержание газеты в большей своей
части состояло из бесплатных частных объявлений, программы телевидения
на развороте, информации Городского центра занятости, да какой-нибудь
статейки или интервью. Газета, как мне помнится, выходила на восьми
полосах, и вид у нее был не особенно привлекательный. Художника у нас
в штате не было, иногда статьи сопровождались фотографиями. Рекламы
вначале совсем не было. Стоимость тиража едва окупала расходы.
Для меня это был небольшой приработок, отнимавший немного рабочего
времени, которое мне в то время особенно и нечем было занять. Наша
лаборатория переживала период упадка, и сотрудники занимались чем
придется. А для меня освоить новую область всегда представлялось
интересным и полезным. Вскоре я уже освоился не только набором
текстов, но и с версткой, и познакомился с графическими редакторами.
Все это было ново и интересно. Обстановка в газете была дружеская, а
на мелкие шероховатости в отношениях попросту не обращали внимания. В
начале вся редакция размещалась в обычной двухкомнатной квартире, был
всего один компьютер, на котором мы работали по очереди. А тексты
объявлений я тогда набивал в основном на работе. Так у меня появилась
постоянная практика. Надо было ежедневно набивать несколько килобайт
текста, и это сослужило мне очень хорошую службу. Я натренировал не
только руки, но и приучил глаз к поиску ошибок и опечаток, то есть
параллельно осваивал и корректорскую работу. Оказывается, концентрация
внимания очень хорошо тренируется такой работой.
В редакции нас кормили бесплатными обедами. Обычно это был
какой-нибудь супчик, борщ или щи, густые и наваристые, и хлеб. Но в то
время я проводил в редакции не так уж много времени и питался лишь
изредка. Такая забота работодателей о своих работниках была для нас
тогда внове. Позже редакция переехала в новый офис, располагавшийся на
третьем этаже института. Там мы занимали одну комнату, и у нас уже
было пару компьютеров. Правда, основная работа выполнялась на одном из
них, который был помощнее. К нашей комнате примыкал конференц-зал,
который тоже арендовался нашими хозяевами. Там мы обедали, все теми же
густыми щами с хлебом, которые нам уже значительно поднадоели. Там же
раскладывали свежеотпечатанные газеты. Дело в том, что печатались они
двумя книжками, которые надо было вкладывать друг в друга, а уже затем
газета развозилась по точкам, через которые распространялась. Основная
масса газеты шла через киоски Роспечати и агентство "Экспресс",
постепенно вытеснявшее привычные нам киоски Роспечати (бывшей
Союзпечати).
Мы работали там втроем на компьютере и выполняли всю работу по
набору текстов и верстке. Редактированием и корректорской работой
занимался редактор ЦР. Он же и отвозил готовый макет газеты в
типографию, забирал оттуда тираж и развозил газету. Макет мы печатали
на лазерном принтере с разрешением 300 точек на дюйм. В таком виде и
передавали его в типографию. В какое-то время я взял у младшего брата
персональный компьютер типа "лабтоп" для набора текстов. Это была
совсем слабенькая машинка класса ХТ с монохромным дисплеем, даже без
винчестера, а только с 3-дюймовым дисководом на дискеты емкостью 730
килобайт. Но для набора текстов этого было вполне достаточно. Я
работал часа по два-три вечерами, и еще столько же времени проводил в
редакции. В конце концов я освоил все специальности и программы,
которые необходимы, чтобы изготовить газету от начала до конца. Еще и
программу написал, которая преобразовывала информацию, получаемую на
дискете из Городского центра занятости и трудоустройства населения, в
формат, который понимала наша верстальная программа.
Последние номера газеты давались нам с трудом. Все уже рушилось в
нашей фирме, которая, конечно же, занималась не только изданием
убыточной газеты. На чем-то они крупно прогорели, и редакция тут же
развалилась. Последний номер газеты мы делали, можно сказать, на
коленке, восстанавливая программы и макет газеты с дискеток, так как
наш компьютер отправился среди ночи в неизвестном направлении.
Печатали мы последний номер на принтере у знакомых. По странному
стечению обстоятельств (хотя и не очень случайному) именно этот
принтер я использую в настоящее время в своей работе. Этот последний
номер до сих пор хранится у меня где-то на дискетках. Газета
"Центральный рынок" так и канула в Лету, и никогда больше не
появлялась в газетных киосках. Но где-то в ее недрах уже тогда
зародилась новая газета бесплатных объявлений.
7
После ЦР у меня образовался довольно значительный перерыв в
газетной работе. Но в этот промежуток времени мой хороший приятель
предложил мне поработать в фирме (он продвинулся там до замдиректора)
изготовителем липких аппликаций. Я взял на своей основной работе
административный отпуск и с головой окунулся в новую для себя область.
Фирма занималась в основном торговлей мебелью из Германии. Но было там
и немного канцтоваров, всякая мелочевка. И вот тот самый режущий
плоттер, который предстояло освоить мне. Дело это было новое, а потому
перспективное и привлекательное. Идея была проста: на компьютере в
графическом редакторе (который я хорошо освоил за время работы в
газете) изготавливался макет надписи или рисунка, затем на режущем
плоттере под управлением компьютера вырезались замкнутые линии на
липкой пленке, приклееной к гладкой основе. После этого вся лишняя
пленка, составляющая фон, удалялась, а оставшееся изображение при
помощи монтажной пленки переносилось на любую достаточно гладкую
поверхность - стекло, керамику, дерево, окрашенные поверхности.
Поначалу дело шло не очень-то ладно, но со временем я освоился с
плоттером и его регулировкой, научился приемам работы с пленкой. Мне
приходилось здесь работать и за дизайнера, и за художника, и за
техника.
Местоположение этой фирмы было в двух шагах от того дома, где
располагалась первоначально редакция газеты "Центральный рынок". На
обед надо было ездить на автобусе или ходить пешком (дорога занимала
полчаса быстрой ходьбы). А на работу я приспособился ездить на
служебной машине, которая подбирала меня на дороге недалеко от дома.
Вообще в этой фирме и народ был очень симпатичный, и взаимоотношения
складывались исключительно дружественные, доброжелательные. Всегда
можно было попить горячего кофе с печенюшками, разогреть бутербродик в
микроволновке. По случаю дней рождения устраивались маленькие
фуршетики с поеданием тортика и с небольшим количеством вина или
ликера.
Едва я освоился с работой на плоттере, и стал успешно выполнять
заказы, как начальство решило продемонстрировать наш агрегат на
очередной Сибирской ярмарке "Сиб- Офис". В основном там выставляли
образцы офисной мебели, которой торговала фирма, но украшением нашего
стенда стал режущий плоттер, что было тогда еще в новинку. Я крутился
на стенде как белка в колесе, рассказывая и демонстрируя возможности
этого комплекса, и одновременно выполняя текущие заказы. В какой-то
момент меня в процессе работы даже сняли на телевидение, и чуть ли не
в тот же день я посмотрел наш стенд и самого себя по телевизору.
Выставка прошла успешно, и это действительно был праздник. Праздничной
была сама атмосфера. В те годы Сибирская ярмарка собирала много
народа, много было приезжих. Все это гудело и шумело, переливалось
яркими огнями и красками, а награждение участников еще не выглядело
столь фальшиво, как это стало позже.
Отшумела ярмарка, и мы вернулись к будничной работе, которая мне
тоже приносило много радости. В то время я очень четко осознал, что
удобно и комфортно оборудованное рабочее место сильно влияет на общее
настроение в работе и на сами результаты работы. Мог ли я знать тогда,
что довольно скоро моим рабочим "столом" станет коробка от
17-дюймового монитора, а работать в течение нескольких лет мне
предстоит в полуподвальном помещении. Но это было еще впереди. А пока
я работал в хорошем месте и среди приятных людей, и был вполне доволен
своей жизнью, хотя и понимал, что это лишь временная передышка.
Частенько у нас бывали авралы, когда приходил контейнер с мебелью,
и надо было его побыстрее разгрузить. Дело было зимой, иногда машины
буксовали в снегу и не могли подъехать к воротам. Тогда приходилось
таскать мебель еще и по улице. Мебель была в основном офисная. Она
поставлялась в разобранном и запакованном виде. Упаковки были разные
по величине и по весу, зачастую негабаритные. Но мы с ними справлялись
довольно споро. Труд "грузчиков" вознаграждался сразу же после
окончания работы, что тоже придавало нам энтузиазма. Деньги были
небольшие, но, как всегда, не лишние. По крайней мере на сигареты и на
жвачку мне хватало. Мог себе и пива позволить выпить.
Другим "развлечением" было раскатывание рулонов полового покрытия,
чтобы отрезать кусок нужной длины по желанию заказчика. Рулоны были
громадных размеров, перетаскивать их приходилось немалыми
коллективными усилиями. А общий физический труд всегда сплачивает. Еще
надо было раскатать этот рулон в холле, отмерить нужную длину,
наметить линию отреза и аккуратно отрезать. Все это отрывало от
основной работы, но было необходимо, и никто особенно не роптал. Зато
как приятно было потом подняться к себе наверх на второй этаж и там
выпить горячего чая или кофе.
Но больше всего мне нравилась атмосфера, царившая в этой фирме. Моя
работа там пришлась на новогодние праздники. А поскольку фирма было
совместная, то мы отмечали и католическое Рождество, и Новый год, и
наше Рождество. Все было весело и непринужденно. И была музыка и
танцы, немного выпивки и сладости. На Новый год всем сотрудникам
фирмы, и даже таким временным, как я, дарили подарки. Не очень
дорогие, но было приятно, что о тебе помнят и заботятся.
Когда я ушел из этой фирмы, хорошие отношения со всеми сотрудниками
у меня сохранились, и я даже как-то подменял на Сибирской ярмарке
парнишку, который работал на плоттере после моего ухода. Он был
существенно более продвинут по части дизайна, чем я, и его работы
отличались фантазией и были сделаны более грамотно. Перед уходом я
передал ему работу, рассказал обо всех тонкостях резьбы на плоттере
под управлением компьютера. И, как видно, рассказал достаточно
толково.
8
Началась работа в газете. С нуля, из воздуха надо было сделать
газету, вдохнуть в нее жизнь, и выпустить в свет. Начинали мы
вчетвером. Директор, я - редактор газеты и по совместительству
замдиректора Рекламно-издательского центра. И еще двое сотрудников -
мужчина и женщина, которые занимались сбором рекламы и версткой.
Вообще-то четкого разделения функций не было - все занимались всем, а
решения принимали коллективно. Была команда, которая работала дружно и
слаженно. Нулевой номер газеты, которую мы назвали "Рекламное
обозрение", дался нам достаточно трудно. Делали его, как говорится,
"на коленке", своей компьютерной техники у нас еще не было, помещение
тоже еще не успели арендовать - одалживались у друзей, использовали
старые связи и знакомства. Материал для первого номера тоже собирали
где придется. И реклама там была, почитай что вся, бесплатная. Надо
было заявить о себе, застолбить территорию. А сделать первый шаг
всегда непросто, потому что надо видеть путь хотя бы на несколько
шагов вперед, не наделать глупостей в самом начале пути. От стартового
рывка зависит очень многое. Стартанули мы, при всей своей неопытности
и неподготовленности, довольно успешно.
Используя опыт работы в "Центральном рынке", мы сразу же сделали
ставку на бесплатные частные объявления, которые должны были привлечь
к газете читателей, а, следовательно, и рекламодателей. Так же, как и
в ЦР, мы задружили с Городским центром занятости, и размещали в своей
газете сведения о вакансиях. Несколько позже появился в газете и
дайджест телепрограмм - небольшой подвал в половину полосы (газета
выходила в формате А4), где по дням недели печаталось время показа
художественных фильмов. Мы планировали выйти на тираж в 10000
экземпляров. И довольно быстро стали печатать именно такой тираж. Но
он был несколько завышен, и постепенно у нас накапливалась немалая
гора не распроданных экземпляров газеты. Но это было несколько позже.
Поначалу все шло отлично. Как рекламно-издательский центр мы
занимались не только изданием газеты. Планы были значительно шире. Мы
должны были уметь делать все - от печати листовок и визиток до издания
книг. В самом начале нашей деятельность мы издали книгу по языку
программирования С++. Наше участие в этом проекте было не столь
большое - мы только взялись напечатать тираж этой книги и сдать его
заказчику. Макет уже был готов. Вышла довольно невзрачная книжка в
двух томах и в мягкой обложке, которая, насколько мне известно, не
стала бестселлером и коммерческого успеха не имела. Но нам удалось на
ней заработать какие-то деньги, которые были не лишние в период
становления нашего РИЦ. Был еще беспроцентный кредит, на который мы на
первых порах смогли закупить компьютерную технику и арендовать
помещение. А еще ведь надо было покупать бумагу, оплачивать
типографские услуги, нанимать легковой автомобиль и платить зарплату
сотрудникам. Как-то удавалось выкручиваться. Одно время мы даже жили
вполне неплохо, особенно когда стали появляться заказы помимо газеты -
сверстать и напечатать книжку или брошюру, листовки или буклет.
Поселился наш РИЦ в полуподвальном помещении. Там мы занимали одну
комнату, которая вообще не имела окон, и небольшое складское
помещение. Там мы складировали не распроданные газеты, а иногда
пускали "на постой" нашего хорошего приятеля, который торговал
продуктами питания. За субаренду он расплачивался своей продукцией, и
мы как-то вдоволь наелись ананасового компота в жестяных банках. А
иногда в кладовке складировались какие-нибудь продукты, полученные
нами на бартер за рекламные услуги. Так у нас одно время было
значительное количество коробок с конфетами, продавать которые мы не
умели да и времени у нас на это не было. Потребляли сами. Какая-то
часть продуктов попросту шла в счет зарплаты.
9
Газета постепенно набирала обороты. Уже появились постоянные
читатели, поток писем стабилизировался, появилась платная реклама.
Основной состав - четыре человека был тот же, что и в начале. Взяли
еще девочку-студенку на неполный рабочий день набивать объявления. И
какое-то время у нас был штатный корректор. Был, конечно, и бухгалтер
- женщина. Но она появлялась в нашем подвале не каждый день и
ненадолго. Работала в основном дома - в подвале места было в обрез.
Работали помногу. В тот период наш рабочий день продолжался 10-12
часов без обедов и без выходных дней. Я жил в десяти минутах ходьбы от
подвала, но домой на обед не ходил. Наверное, где-то у нас хромала
организация работ, может быть не хватало людей и неумело было
проведено распределение труда. Не хватало и опыта в подборе кадров, в
проведении рекламных кампаний, сборе рекламы, работы с рекламными
агентами. Трудностей хватало. Но был энтузиазм, желание делать дело и
взаимопонимание. Казалось, что вот еще чуть-чуть поднажать, потерпеть
и дела круто пойдут в гору. Наш директор был неисправимый оптимист, у
которого всегда было громадье планов и задач, не совсем ясные цели,
умение расположить к себе людей и заставить их работать на общее дело.
На первых порах все эти его качества действовали безотказно и давали
нам держаться на плаву.
В мои обязанности входило развозить газету по точкам. Когда тираж
составлял 10000 экземпляров, это занятие было, кроме всего прочего,
довольно тяжелым физически. Я проводил в машине весь день с раннего
утра и до вечера. Типография располагалась в городе (мы печатали тогда
газету в Типографии издательства "Наука"). Ехали туда на легковом
автомобиле вдвоем с шофером. Сначала надо было забрать тираж и
погрузить его в машину. Пачки с газтетами занимали весь богажник
"Москвича" и все заднее сидение. Тираж весил килограмм триста. Большую
часть тиража мы сразу из типографии везли в Агентство "Экспресс",
которое располагалось на территории типографии "Сибирь". А оставшиеся
газеты развозили по точкам в метро, в "Роспечать" в городе и в поселке
Краснообск, а потом еще надо было съездить в Бердск. Этот день, когда
мы развозили газеты, уматывал меня в конец. Но вернувшись в редакцию,
я еще работал часов до 9-10 вечера. Откуда брались силы? Развозить
газету надо было при любой погоде - и в дождь, и в снег, и в гололед.
Хуже всего было, когда ломалась машина. Приходилось срочно искать
замену, кого-то просить. Случалось и так, что я вынужден был в
несколько точек завозить газеты на себе. Это тоже было нелегко.
Довольно часто типография запаздывала с печатью тиража из-за поломок
печатных или фальцовочных машин, и тогда весь график развозки газеты
летел кувырком. Куда-то не успевали завезти газету, и надо было на
следующий день снова ехать в город. В общем, различных критических
ситуаций было предостаточно.
Были, конечно, и положительные моменты в этой гонке. Было чувство
удовлетворения от выполненной работы, еженедельная оценка результатов
своего труда. Маленькие победы и достижения, познание нового,
приобретение профессионализма. Мы работали не хуже других газетчиков,
а кое в чем даже шли на полшага впереди. У нас были неплохие задатки,
и мы уже накопили значительный потенциал. К сожалению, мы не смогли
его реализовать в полной мере.
10
И все-таки редактором газеты я был скорее номинальным.
Окончательное решение спорных вопросов было не за мной. И
направленность газеты тоже определял не я. Да и надо сказать, что я
особенно к этому и не стремился. Мне больше нравилось просто работать
руками, делать дело быстро и качественно. У меня это получалось. Время
от времени в нашем маленьком коллективе возникали трения. И не всегда
они были вызваны объективными причинами. Зачастую сказывалась
усталость, неизбежные неудачи в работе с клиентами- рекламодателями,
неумелое распределение труда. Уволился один из нашей стартовой
четверки. Причина была скорее всего в том, что результаты работы
сильно отличались от тех радужных надежд, которые мы возлагали на наше
дело. Реальность оказалась прозаичнее и суровее. Вносила свой
негативный вклад и экономическая ситуация. Инфляция в те годы была
значительная, и угнаться за ней было сложно. Дорожала бумага, дорожало
производство, а доходы от газеты и от рекламы естественно запаздывали.
И мы раз за разом проваливались в долговые ямы. И выползать оттуда без
потерь не получалось. Отсюда и работа без выходных по 10-12 часов в
день, и накапливающаяся усталость. При очередном витке инфляции аренда
за подвальное помещение, где мы работали, стала превышать наши
возможности, и мы были вынуждены съехать в другое помещение. Это тоже
был полуподвал, но несколько больших размеров. Мне, правда,
приходилось ездить туда на автобусе, и возвращение домой после 11
часов вечера уже было сопряжено с некоторым риском добираться домой
пешком.
Отсутствие сигнализации в этом помещении давало нам некоторую
экономию, которая была сведена на нет элементарным грабежом. Кто-то
ночью пробрался в подвал через оконную решетку, а потом изнутри
открыли замок. Вскрыли сейф и вытащили оттуда небольшую сумму денег,
утащили какую-то часть компьютерной техники, разбросали бумаги. Утром
первой пришла на работу и обнаружила эту ужасную картину девушка,
которая работала у нас оператором электронного набора (как она себя
сама называла). Ущерб от грабежа не был катастрофическим. Вызывали
милицию, делали опись пропавшего оборудования, но найдено так ничего и
не было.
Благодаря нашим друзьям и знакомым из компьютерных фирм, нам
удалось быстро восстановить технику, и очередной номер газеты был
выпущен в срок. После этого случая мы наняли сторожей-инвалидов на
ночные дежурства. Были и с ними проблемы, но спать мы стали спокойнее.
11
Газета явно работала на износ. Нужны были новые силы, новые идеи.
Их как всегда было предостаточно у нашего директора. Вырисовывался и
обрастал деталями новый глобальный проект - газета строковой (и не
только строковой) рекламы. Выросла она из раздела городской газеты
"Реклама". Оттуда к нам пришел небольшой коллектив опытных
сотрудников, который довольно гармонично влился в нашу команду.
Основное содержание новой газеты, которая формально была приложением к
газете "Рекламное обозрение", а по сути была вполне самостоятельным
изданием, составляли прайс-листы различных коммерческих фирм и
огранизаций. Название "Прайс-курьер" как нельзя лучше соответсвовало
содержанию и направленности газеты. Довольно быстро был набран
необходимый стартовый объем газеты, разработан оригинал-макет. Формат
газеты был выбран такой же, как и у "Рекламного обозрения" - А4 с
плавающим количеством полос в зависимости от набранного объема. Так мы
стали издавать уже две газеты. Работы прибавилось. Снова мы работали
по 10-12 часов без выходных и отпусков. Мне, правда, стало несколько
легче, поскольку с меня сняли обязанность развозить газету по точкам.
Но добавилось много других забот.
Наша команда работала довольно слаженно. По крайней мере первое
время - время больших надежд и ожиданий. Мы вкладывали очень много в
наше новое детище, и надеялись на еще большую отдачу. Но опять
получалось все не так как задумывалось. Оптимистический вариант
развития событий реализуется редко. Жизнь вносит свои коррективы. А
экономическая ситуация на рынке печатной рекламной продукции
складывалась в то время неблагоприятная - и из-за конкуренции, и из-за
общей ситуации в стране. Газета развивалась и крепла, но в какой- то
момент наступило насыщение. Надо было идти дальше, но что-то
сдерживало появление новых идей и препятствовало развитию. Какие-то
тормоза таились и внутри нашего коллектива. Работа в таком
напряженном, запредельном режиме - суровое испытание для человеческих
отношений. А ведь вначале мы все были очень дружны, единодушны и
сплоченны. Да и весело жили.
А потом все стало постепенно рушиться, и люди начали уходить.
Скорее всего основные причины опять были в нас самих. Но дело как-то
продолжалось. Последним всплеском, или попыткой внести в газету новую
струю была печать полноцветной обложки - четыре полосы цветной
рекламы. Нам было интересно в этой неизведанной, новой для нас
области. Работа в цвете - на порядок сложнее. Мы прошли и через это.
Освоили изготовление оригинал-макетов для цветной печати, договорились
с типографией. В то время мы уже печатали обе газеты в типографии
города Бердска. Были проблемы с совмещением цветов. Довольно много шло
брака. Но все-таки мы добились приемлемого качества за разумные
деньги. Но и это новое дело не принесло нам ожидаемых дивидендов.
Газеты, да и весь Рекламно-издательский центр были на грани краха.
Кризис неплатежей, задержки зарплаты, напряженные отношения в
коллективе - все это копилось и подспудно наводило на мысли о поиске
новых сфер приложения своих сил. Работать на износ, не видя впереди
светлых и ясных перспектив, можно достаточно долго при наличии
энтузиазма и веры в дело, которому ты отдаешь себя без остатка. Но
когда кончается энтузиазм, а вера превращается в свою
противоположность - наступает время перемен. Наступило оно и для меня.
Уходить было и тяжело, и мучительно, но необходимо. Впереди была новая
работа, новые люди, новые ощущения, и новые творческие порывы. Но это
уже тема для нового рассказа.
Новосибирск, октябрь - декабрь 2000 г.
| |