- Поговорим еще немного про военное время.  Про папу. Институт ведь
эвакуировали в самом начале войны?
   - Да.  В общем-то уже воздушные тревоги были в Ленинграде.  С папой
вместе мы помню куда-то спускались в подвал какого-то дома,  когда нас
застала на улице тревога.
   - А ты говорила,  что Саша на лето уехал в экспедицию.  Где он был,
когда началась война?
   - Он был где-то на Волге по-моему.
   - А с кем он в экспедицию поехал?
   - Он поехал в экспедицию от института, с геологами. Просто папа его
туда  устроил.  Не на работу даже,  а просто так.  А потом,  уже когда
война началась,  в Ленинград его не пустили,  и он там остался еще  на
какое-то  время.  А  позже,  когда началась эвакуация из этих волжских
городов, он приехал прямо в Гурьев. Там мы и встретились. Он позже нас
приехал.
   - Это ведь летом было, когда вы эвакуировались?
   - Да.  12 августа я уже была в Гурьеве. К тому времени, как мы туда
приехали,  в Гурьеве уже была часть людей из института.  Мы добирались
туда  вместе с Вивеей Павловной.  Она ехала с дочкой и матерью мужа по
воде.  А ее муж до Горького ехал вместе с ними.  Дочке было тогда года
четыре.  А  мы  ехали  на  поезде.  В  Горьком  мы с девочками как раз
пересаживались на пароход.  Нам надо было до  Волги  добраться.  Чтобы
оттуда  по  воде  доплыть  до  Астрахани.  А  потом  уже - на барже до
Гурьева.  И когда мы подъехали к Горькому, то наш состав не остановили
в  городе - нас провезли мимо.  Я там в дороге познакомилась с людьми,
которым нужно было в Сталинград.  Так что мы вместе  с  ними  вышли  и
поехали  обратно  в Горький.  И в Горьком я встретила на пристани мужа
Вивеи Павловны.  Я вообще-то с ним  близко  знакома  не  была,  просто
знала, что это ее муж. Но сразу бросилась к нему с расспросами о Вивее
Павловне.
   Он-то вообще  был  в армии еще в Финскую войну.  А потом вернулся с
войны и опять устроился на работу в  институт.  И  он  тогда  уехал  в
экспедицию.   А  когда  началась  война,  то  он  вернулся  обратно  в
Ленинград,  чтобы снова идти в армию.  В Ленинграде уже предполагалась
эвакуация  института.  Вот они вместе и поехали.  Вивея Павловна еще и
ребенка ожидала.  Так что ей тяжело было одной ехать. У них была каюта
на этом пароходе, и он меня провел туда к ним. Они на этом же пароходе
оставались и ехали дальше.  И мне надо было  обязательно  на  этот  же
пароход  достать билеты,  хоть какие,  чтобы ехать вместе с ними.  И я
всетаки добилась этого.  Когда вот так прижмет,  то и добьешься.  Но у
меня еще были и эвакуационные бумаги все в порядке - и на девочек и на
меня. Их нам оформили в институте. Это тоже очень помогло.
   Девочки-то сначала были эвакуированы на Валдай. Как раз в те места,
которые  начали  бомбить  еще  раньше,  чем  Питер.  А  потом  какието
мальчишки,   дети   наших  же  сотрудников,  сами  оттуда  приехали  и
рассказывали что  там  делается.  И  болезни  там  пошли,  и  бомбежки
начались.  И тогда стали детей оттуда забирать. И я тоже туда съездила
и забрала девочек.
   - А папа в то время на работе был?
   - Нет.  Папа в это время уже ушел на фронт. Он ушел добровольцем. И
меня  тогда  сначала не хотели отпускать на Валдай за девочками.  Я же
еще молодая совсем была,  недавно замуж  вышла,  а  тут  еще  и  дети.
Директор считал,  что они сохраннее будут там.  А потом Вивея Павловна
еще поговорила с ним и  убедила  его,  чтобы  я  все-таки  поехала  на
Валдай.
   - И потом вы из Горького с Вивеей  Павловной  так  и  добрались  до
самого Гурьева?
   - Да,  но не совсем так.  У Вивеи Павловны дочка по дороге заболела
корью.  А  в  Астрахани  жили  родственники Сашки.  Его тетя - Людмила
Владиславовна (младшая сестра Ванды) с  мужем  и  бабушка  -  Матильда
Самойлована. А сын Людмилы Владиславовны от первого брака был возраста
девочек. Мы с ним и гуляли тогда там. Когда мы добрались до Астрахани,
то  все вместе поехала к ним.  Я поговорила,  рассказала,  что со мной
едет женщина,  у которой заболела дочка,  и  как  бы  ее  устроить  на
какое-то время. Сама Людмила - она глазной врач была, а муж у нее (это
ее второй муж) - тоже врач.  И они устроили Вивею Павловну к  одинокой
женщине-врачу.  С  ребятами  ведь  нельзя было.  И я с девочками тогда
уехала раньше в Гурьев. А Вивея Павловна осталась там с бабушкой, пока
дочка не поправилась. А потом и они все тоже приехали в Гурьев.
   - А где вы там жили в Гурьеве? Туда весь институт переехал?
   - Нет.  Микропалеонтологическая  лаборатория,  организованная папой
еще до войны,  там была.  Он работал там еще до войны.  И  мы  туда  и
приехали.  Там  было несколько сотрудников - даже довольно много.  Вот
там мы и работали.  А потом, когда начали через Гурьев эвакуировать, и
когда в Сталинграде была непонятная ситуация,  то решили, что и отсюда
тоже  надо  уезжать.  И  тогда  получилось  так,  что  тем,  с  кем  я
переписывалась,  я написала, что мы переезжаем в Кокчетав. Мы уже вещи
все собрали и только ждали отъезда.  Но  потом,  когда  в  Сталинграде
обстановка прояснилась,  то эту поездку отменили.  Так получилось, что
папа в это же время перенес воспаление легких, и ему дали отпуск.
   На Ленинградском  фронте  он был совсем недолго.  Потому что у него
начали болеть ноги.  И он вернулся в Ленинград и даже  какое-то  время
лежал там в больнице.  Ходить он совсем не мог.  У него еще и с венами
что-то было. Я даже не помню - делали ему операцию или нет. Моя мама к
нему в больницу ходила и писала мне про все это в письмах.  А потом из
Ленинграда его отправили не на фронт, а на преподавательскую работу по
военной  подготовке.  Он  там  занимался  топографией,  учил  работе с
картами.
   - А где он был тогда?
   - В Челябинске.  Я ведь тоже и с  ним  переписывалась.  И  я  тогда
написала,  что  у нас уже организуется эвакуация.  А ему как раз после
больницы,  где он лежал с воспалением легких,  дали отпуск. И по моему
письму  он  решил  ехать  уже не в Гурьев,  а в Кокчетав.  Ну и он там
побыл,  написал оттуда, что все там нормально организовано, что ничего
страшного  нет,  если  и туда переехать придется.  И у него отпуск уже
кончился.  К нам он так и не приехал тогда.  А попал он к нам в Гурьев
только тогда,  когда я заболела.  Так случилось,  что он приехал,  и я
заболела.
   - А чем ты заболела?
   - Брюшным тифом.  Там был госпиталь в школе.  Из  госпиталя  к  нам
поселили сестру,  больную уже.  И я заразилась,  а девочки - нет. Хотя
они ходили в госпиталь,  брали там еду и ей приносили.  И я  попала  в
больницу, когда папа приехал. Я хоть за девочек не беспокоилась. И все
время этого его отпуска я пробыла в больнице. Выписалась из больницы и
проводила его обратно в Челябинск.
   - А Вивея Павловна там с тобой и работала? Но она же ребенка ждала?
   - С  ней  же  приехала  еще  и  бабушка.  Мать мужа.  И девочка еще
маленькая была - она и с ней сидела. А потом еще и малыш появился. Так
она  <бабушка>  его  даже  не  могла  пеленать.  Он  лежал  мокрый - я
приходила и пеленала его.  Но ребенок погиб там.  Чем-то он заболел  и
его  не смогли спасти.  А дочка выросла.  И мы даже с ней встречались,
когда я в последний раз в Питере была.
   - А в Гурьеве вы в какой квартире жили?
   - Сначала нас подселили в хорошую квартиру в хороший дом к женщине,
у  которой  сыновья  были в армии.  И муж тоже куда-то уехал.  Она,  в
общем,  одна жила.  По-моему там была трехкомнатная квартира. Нам одну
комнату  выделили.  Комната неудобная была:  чтобы туда попасть,  надо
было через весь коридор и через кухню пройти.  Сначала мы  в  общем-то
нормально жили.  Она заведовала столовой. Так что даже помогала иногда
нам едой.  У меня же было трое детей - и ни  одной  детской  карточки.
Только три иждивенские и у меня - рабочая. А на иждивенские даже хлеба
иногда не давали.  Так что и Вивея Павловна иногда нам помогала, и еще
одна  женщина,  которая вообще одинокая была,  тоже подкармливала нас.
Еще и местные знакомые помогали.  Первые месяц  или  два  я  вообще-то
зарплату  за папу получала.  Как за ушедшего на фронт добровольцем.  А
потом уже то,  что полагалось как за мобилизованного. Может и мизерные
это  были  деньги,  но  главное,  что  появилась карточка,  по которой
девочки могли ходить обедать в столовую.  А потом еще в школе их стали
кормить кашей. И уже полегче стало.
   - Ну и что с той квартирой стало, где вы вначале жили?
   - Потом хозяйка стала ворчать,  что ребята ходят и топчут. Туалетом
нам запретила пользоваться в доме.  Только на улице.  Потом у меня еще
одна  приятельница  была,  которая  в Гурьев приехала.  Она одна была,
одинокая.  Я ее приглашала обедать к нам.  Она,  конечно,  и приносила
что-то  и  приготовить  помогала.  Ну,  в общем,  обедали вместе.  Так
хозяйка тоже возмущалась: "Что вы у меня тут ресторан устраиваете!"
   И мы тогда стали лазить через окно в нашу комнату,  чтобы нам через
коридор не ходить.  Вивея Павловна, когда ей уже в больницу надо было,
за мной зашла.  Я через окно вылезла к ней.  Проводила ее. Мальчишка у
нее родился.  Не спасли  его.  Что-то  у  него  с  костями  случилось.
Несколько месяцев он всего прожил.
   Так вот,  когда отношения  с  хозяйкой  совсем  испортились,  то  я
взмолилась:  "Давайте  мне  отдельную квартиру".  И мне дали комнату в
бараке,  где казахи жили семьями.  Там были кухня и комната вместе,  с
отдельным входом. Там нам, конечно, спокойнее было.
   - А школа там русская была? Это же Казахстан?
   - Да.  Русская школа там была.  Девочки сами устраивались в школу -
самостоятельные были уже.
   - А они слушались тебя?
   - Да, слушались. Правда, секреты свои они мне потом рассказывали. Я
думала  тогда:  "Вот  какие  у  меня дети заботливые - хоть немного да
оставят еды в кастрюле для меня." Это было время,  когда  я  ходила  в
столовую, а там давали бурду такую с макаронами. Вроде жидкого супа. А
я брала баночку и складывала туда. Ну, когда они в школе еще ничего не
получали.  И  им это оставляла.  А они хоть немножко да оставляли мне.
Потом они уже признались, что просто кастрюли не хотели мыть.
   - А в Гурьеве, там ведь климат тяжелый? Зима без снега?
   - Да.  Снег видели только на крышах вагонов.  Зимы там настоящей не
было - слякоть ужасная.
   - Это же на реке Урал. С одной стороны - Европа, а с другой - Азия.
А вы на какой стороне жили?
   - Лаборатория была на европейской стороне. И жили мы тоже там.
   - А на азиатской что было?
   - Там казахи жили.  Там сразу даже моста не  было.  На  лодке  туда
ездили.  Папа  в  Гурьеве  ведь  еще до войны был.  Он там лабораторию
организовывал. Вот этот рисунок еще до войны там сделан.
   - А Саша там уже работал?
   - Да.  Он летом работал.  А когда в Ленинград мы вернулись,  то  он
продолжал работать, а заканчивал уже вечернюю школу.
   - А папа в Гурьев приехал  к  вам?  Или  вы  сами  возвращались  из
эвакуации?
   - Из Гурьева мы вместе с папой поехали  еще  в  Куйбышев.  Ехали  в
товарном  вагоне.  Но уже посвободнее,  не так как в эвакуацию.  Вивея
Павловна с нами ехала,  еще одна женщина. А Саша в Куйбышеве с нами не
был - он работал в то время.  Там нам дали комнату.  Потом к нам в эту
же комнату подселили еще  женщину  с  мальчиками.  Папа  брился  тогда
опасной бритвой.  Как-то он собрался бриться,  взялся за бритву, а она
вся зазубренная.  Оказывается,  что мальчики взяли эту бритву и дерево
ей  резали.  В Куйбышеве мы жили недолго.  Папа еще раньше уехал.  Его
вызвали в Ленинград  -  в  институт.  Он  тогда  уже  лабораторией  не
заведовал.  В  войну заведовать осталась Нина Николаевна Субботина,  а
после войны она так и осталась начальником.  Может быть,  если бы папа
настоял, то он бы и вернулся на прежнее место. Но он не стал. Началось
опорное бурение и он много ездил в командировки по буровым.
   - А ты в это время где работала?
   - Я работала в лаборатории.
   - А из Куйбышева вы потом через Москву в Ленинград перебрались?
   - Да. Папа был сначала в Москве - он демобилизовался, как нефтяник,
а потом уже в Ленинграде. Освободили нам комнату в нашей квартире. Она
занята была в войну.
  Новосибирск, январь 2000 г.